Рыцарь - Страница 90

Я покачал головой:

– Нет, не понимаю.

– Ну что ж, я переведу. – И Альфаро перевёл написанное на французский.

Речь шла о пророке, который по каким-то причинам не понравился нескольким плохо воспитанным детям. Плохо воспитанные дети стали дразнить пророка. Тогда из леса выбрались две медведицы и сожрали этих испорченных детишек.

Закончив чтение, Альфаро посмотрел на меня.

– Это Библия, четвёртая Книга Царств. Вы находите это справедливым? – спросил он.

– Я бы так не сказал.

– Тем не менее это типичный пример Его справедливости. Он заботится о своих людях – точно так же, как, например, я забочусь о своих. Я наказываю их врагов так, чтобы ни у кого больше не зародилось и мысли покуситься на моих людей, на мои земли или на моё имущество... Знаете, Андрэ, после того, как я перевешал здесь всех бродяг и нищих, мои крестьяне стали жить лучше. Я, заметьте, уже шесть лет воюю не иначе, чем только если я сам захочу повоевать. Никто не осмеливается покуситься на мои земли. Такой же логике следует и Он. Ему нужны только верные, преданные слуги – и Он проверяет их, как проверял Авраама.

– Говорят, – заметил я, – что месяц назад какую-то вашу крепость осаждали мавры.

– Было, было... – Альфаро улыбнулся и откинулся на спинку кресла. – Вы правы – исключения иногда ещё случаются. Юсуф аль-Кейсар привёл под стены Менханьо четыре тысячи воинов. Он полагал, что этого довольно, чтобы справиться со мной, потому что у меня людей значительно меньше. Он ошибся.

– В чём была его ошибка?

– Он был слишком самоуверен, чтобы лично поговорить со мной. И я сумел убедить его воевать в другом месте.

– Да вы, оказывается, гипнотизёр, граф, – лениво протянул я, отщипнув кусочек поросёнка.

– Что такое «гипнотизёр»? – заинтересовался Альфаро.

Я объяснил.

В глазах дона Альфаро мелькнули насмешливые огоньки.

– Похоже. Вам мой рассказ уже наскучил?

– Продолжайте.

– Вся разница между человеком и Богом, дон Андрэ, состоит только в размере личного могущества. В остальном мы очень похожи. Ведь не зря же говорится, что Он сделал человека по образу и подобию своему.

– И что из всего этого следует?

– Я уже говорил о равновесии между светом и тьмой – равновесии, на котором изначально был основан наш мир. Бунтовщик равновесие нарушил. Он нашёл способ – простой, хотя и весьма болезненный, – как снять часть груза с одной из чаш весов, издревле пребывавших в устойчивом положении. Весы отклонились в другую сторону, и, если бы настоящий властитель мира пребывал в бездействии, движение стало бы необратимым...

– Ну и что плохого? Жили бы все долго и счастливо. Все друг друга любили бы и были бы довольны. Что в этом плохого?

Я развлекался. В его философско-религиозные домыслы я не верил ни на грош.

Альфаро то ли не замечал моего настроения, то ли не принимал его во внимание. Может, ему просто хотелось поговорить.

– А вы представьте себе, что будет, если солнце перестанет заходить и ночь не будет сменять день. Останется только свет, не будет тьмы. Долго ли вы проживёте в таком мире?

– Ладно, пусть тьма останется, – разрешил я. – Но что плохого, если исчезнут зло и страдания?

– Застой, – сказал Альфаро. – Человек, живущий в мире, где нет зла, никогда не будет пытаться достичь чего-то большего.

– Вы так полагаете?

– Уверен. Человек – ленивое животное. Если дать ему всё то, что он хочет, он так и останется ленивым животным. А вот когда ему чего-либо не хватает, он вынужден напрягать свой разум или хотя бы мышцы, чтобы этого добиться. На этом основано всё, чего достигло человечество. Других побуждений у него нет.

Я пожал плечами:

– Ну хорошо, допустим. Что дальше?

– Когда Мастер увидел, что сотворил бунтовщик...

– Постойте! Мастер – это...

– ...одно из имён Творца. Великий Мастер. Так вот, когда Он увидел, что устроил бунтовщик и осознал, какие последствия это вызовет, Ему пришлось выправлять положение. Сначала Он подчинил Церковь бунтовщика – сделал из неё Свою Церковь. Суть не в том, в какие догматы верит тот или иной человек, а том, чем он является и кому отдаёт духовную дань своих поступков, мыслей и побуждений. Так что переродить Церковь и подменить Истину догмой было не так уж трудно. Но этого было мало, поскольку в мир было выброшено огромное беспричинное количество Добра. Мастеру пришлось компенсировать его равным количеством беспричинного Зла. Ему пришлось забыть о том, что Он может быть добрым и действовать в основном в своей тёмной ипостаси. Так, например, появились ведьмы. Ведь ведьмы, подписывая договор с Ним, обязуются в обмен на полученную силу время от времени насылать порчу и мор – без всякой причины. Это просто часть их работы, их обязательств.

– Договор? – переспросил я. – Вы, вообще, о ком говорите, Альфаро? Мне казалось, мы с вами говорим о Боге. А договор с ведьмами... Разве этим не дьявол занимается?

– Любезный дон Андрэ, вот уже более получаса я пытаюсь втолковать вам, что Великий Мастер, о котором мы толкуем, – это и Бог и Дьявол в одном лице. Образующий свет и творящий тьму. Когда Он проявляет себя как добро – люди называют его Богом, когда творит зло – Дьяволом. Если бы вы читали Библию, вы бы лучше поняли меня, потому что тот Бог, о котором говорится в Ветхом Завете, – это не только добро. И вот Ему, владеющему светом и тьмой, вот уже почти двенадцать столетий приходится быть только тьмой – по милости вашего Иммануила, двенадцать столетий назад решившего, что в мире должно быть только добро, одно добро и ничего, кроме добра... Эти двенадцать столетий Иммануил и его немногие сторонники пытаются перетянуть одеяло на свою сторону, а Великий Мастер – на свою: чтобы привести всё в изначальное положение. Истина и Ненависть рвут этот мир на части.